На это указывает и представленный выше график, и многочисленные социологические исследования, и простая эмпирика: более 69% граждан России никогда не покидали её пределы. Для большинства познания о внешнем мире заканчиваются на краю вещания телеканала «Россия 24».
Диагноз, если говорить метафорически, — замкнутость, имперский рецидив, изоляционизм и "постсоветская шизофрения".
🔍 Анализ по категориям на основе графика:
Это типичный симптом локализма и социальной атомизации. Люди чувствуют себя близкими лишь к тем, кто рядом физически. Это отражает крайне низкий уровень горизонтального доверия на уровне страны и уж тем более за её пределами.
Региональная идентичность ещё жива, но уже сильно уступает локальной. Централизованная модель государства подавляет самостоятельность регионов, и граждане, соответственно, не чувствуют реальной связи с субъектами федерации.
Это важный симптом: гражданская идентичность как принадлежность ко всей нации — не абсолютна и уступает локальной. То есть россиянин в 2023 году ближе к соседу в доме, чем к "соотечественнику" в другой области.
Явный ностальгический синдром: особенно выражен в Южном и Северо-Кавказском федеральных округах (ЮФО и СКФО) — 38%. В других регионах цифры гораздо ниже. Это симптом имперской тени: привычка мыслить в терминах "мы и постсоветские братья" сохраняется у части населения, особенно на юге.
Здесь — явная изоляционистская установка. Близость к человечеству, Европе или Азии — нулевая или минимальная. Это указывает на глубокую ксенофобию, культурный эгоцентризм и отгороженность от мира.
Пациент испытывает аномально высокую степень идентичности с микроокружением (поселением, двором, районом) при острой утрате способности воспринимать себя как часть нации, человечества или цивилизации.
Синдром бетонного подъезда — пациент считает близкими только тех, кого видит на скамейке у подъезда. Все остальные — подозрительные.
Имперский фантом — чувство теплоты к жителям СССР превышает чувство гражданской солидарности с жителями РФ.
Глобофобия — боязнь «всего человечества» как враждебной абстракции. Пациент избегает контакта даже с Азией, в которую его страна географически входит.
Фиксация на прошлом — рефлексивное идеализирование СССР и отрицание современных государств.
| Признак | Руссофреник (RF-23) | Социально здоровый гражданин |
|---|---|---|
| Близость к соседям | Патологически гипертрофирована | Умеренная |
| Идентичность с нацией | Фрагментарная, условная | Устойчивая |
| Принятие бывших республик СССР | Как "территорий, сбившихся с пути" | Как суверенных государств |
| Близость к Европе / Азии / человечеству | Ниже 10% | 50–70% |
| Мировоззрение | Провинциально-имперское | Открыто-гуманистическое |
Без смены политико-культурной парадигмы (образования, свободы слова, децентрализации) шансов на излечение нет.
Наблюдается психологический тупик, где человек не может чувствовать себя частью ни нации, ни мира — только села и фантазийного СССР.
📍 Территориальная привязка как результат успешной колониальной политики
То, что многие называют «патриотизмом» или «любовью к родине», на самом деле — результат глубоко укоренённой феодальной привязанности к земле, характерной для крепостного сознания. Русский человек не просто живёт в селе, районе или области — он психологически встроен в неё как в оболочку собственного тела. Уехать — значит оторваться от себя.
На графике видно, что максимум идентичности — не к нации, не к цивилизации, а к поселению. Это не случайность, а целенаправленный результат:
Империя больше не нуждается в колючей проволоке. Её аборигены охраняют сами себя.
Изоляция как добродетель.
Человек, не знающий другого, не может ни сравнить, ни усомниться. За границей — враги, Европа — разложившийся ад, Америка — источник зла. Всё, что выходит за пределы села, вызывает тревогу.
Языковая замкнутость.
Русский язык стал не просто средством общения, а языком принудительной лжи. Большинство россиян не знают иностранных языков, а значит, не могут сравнить версию событий, услышанную по телевизору, с альтернативной информацией. Чтобы узнать правду — нужно уметь читать по-английски, по-украински, по-польски. Кремль это прекрасно понимает — и делает всё, чтобы языковая слепота сохранялась.
Провинциальный мессианизм.
Уникальный сплав изоляции и чувства избранности. Люди, которые никогда не покидали райцентр, искренне считают себя наследниками великой цивилизации и носителями мировой миссии. Они никуда не поедут, но считают себя центром мира.
Империя больше не держит подданных в цепях. Она изолирует их семантически и ментально. Человек, который не владеет иным языком, кроме языка пропаганды, не может выйти за пределы рассказанного ему мифа. Его кругозор ограничен, как в сцене из «Пещеры» Платона: он принимает тени на стене за реальность, и благодарен за это.
В такой конструкции телевизор — это пастух, а язык — это забор.
Нет внутреннего образа «другого мира», который можно было бы захотеть.
Нет навыков и языковых инструментов, чтобы уехать.
Нет представления о том, что можно жить иначе.
И главное — есть подсознательное ощущение, что за пределами зоны вещания — конец цивилизации.
Это и есть успешная колонизация собственных граждан. Сначала Кремль подчинил окраины. Затем создал нацию крепостных без оков — людей, привязанных к месту, идеологически, лексически и эмоционально.
Империя может рухнуть физически, но если человек не умеет ни думать вне неё, ни говорить вне неё, ни мечтать вне неё — она сохраняется внутри него. И в этом Кремль достиг небывалого: создал такой тип гражданина, который добровольно остаётся в тюрьме, потому что считает её храмом.
