Почему кремлевская агентура возрождается и укореняется на Западе снова, и снова, и снова, гибко приспосабливаясь к изменяющейся ситуации и преодолевая любые барьеры?
Статья
«Как бороться с российским влиянием в постсоветских странах» была попыткой обрисовать культурный феномен Постсовка, как естественного этапа развития России, прямо вытекающего из того, что принято называть «русской традицией», «русской культурой» и даже «особым русским путем» или «Русской цивилизацией». Общий же вывод статьи сводился к социальному образу России как архаичной отмели между двумя рукавами мирового развития, европейским и азиатским, на которую оба потока веками выносят всякий хлам, а иногда и сообщаются друг с другом, перехлестывая через нее. Но обитатели отмели считают горы чужого мусора собственной культурой, а волны, перекатывающиеся через них — своей личной заслугой и вкладом в развитие человечества.
Хотя такая аналогия, как и любая другая, верна только частично, она достаточно точна, чтобы, оттолкнувшись от нее ответить на вопрос: почему Россия, будучи отсталой и архаичной, способна заметно влиять на мировые процессы, то и дело заставляя мир говорить о себе.
Понимание механизма этого постоянного влияния вовсе не праздное любопытство, а суровая необходимость. Опираясь на него,мы сможем перейти к конкретному изучению и пониманию устройства пятых колонн России в разных странах мира. Попробуем же увидеть, из чего складывается привлекательность России, на которой она и выстраивает свое влияние.
[size="6"]Россия как свалка (и свалка — как Россия. Развиваем аналогию в деталях[/size]
Как и всякая свалка — а, в социальном плане, Россия — это именно мировая свалка — свалка идей, социальных отношений и технологий, отживших свое в остальной части мира, она, во-первых, очень неоднородна. Во-вторых, способна отравлять окружающий мир продуктами разложения того, что ранее было на нее сброшено, причем, такие продукты могут принципиально отличаться от исходного материала. Разложение марксизма сначала в большевизм, а затем в набор постсоветских идеологем — пожалуй, самый яркий тому пример, хотя есть и другие, и их немало.
На свалке есть, разумеется, свои обитатели, научившиеся выживать, и даже процветать, в ее довольно специфических условиях. Если они проникают в благоустроенный мир за пределами свалки, и обустраиваются в нем, то воспринимают новое окружение как богатую свалку, с мусором отличного качества. Тот факт, что этот мир не свалка, и, в силу этого, устроен принципиально иначе, для большинства из них непостижим. В итоге, каждый такой индивидуум создает мини-Россию/свалку вокруг себя, перенося в нее привычные ему нравы и устройство жизни. Если их много, и, если, хотя бы часть из них, успешна в бизнесе на новом месте, то такие мини-России могут разрастаться до внушительных размеров, становясь важными пунктами транзита для дальнейшего проникновения в большой мир российского устройства жизни, о котором мы говорили в прошлой статье.
В свою очередь, привычное окружение капсулирует выходцев со свалки от новой среды, не позволяя им изменяться, сообразно ей. Недаром один из важнейших советов, который дают эмигрантам из России, желающим по-настоящему стать частью нового общества, те, кто уже проходил этот путь — избегать общения с бывшими соотечественниками. Вообще, и в принципе — с любыми.
Надо сказать, что такая ситуация сама по себе не уникальна, и мигрантам на Запад из слаборазвитых стран можно дать тот же совет, в то время как эмигранты из развитых стран, например, из Старого света в США, в нем не нуждаются. Тут, впрочем, нет четкой границы, история знает немало промежуточных случаев— при этих словах ирландская, еврейская и итальянская мафия приветливо помашут нам рукой с той стороны океана. И в современном мире тоже есть ряд важных нюансов, отличающих выходцев из пост-СССР от выходцев из Африки. Начиная от лучшего уровня образования, все еще присущего выходцам из Постсовка, хотя он стремительно снижается, и скоро сравняется с уровнем африканской глубинки, и заканчивая антропологическим сходством, позволяющим затеряться в европейской толпе. Но главный нюанс все же в том, что провинция — еще не необжитый пустырь, а пустырь еще не свалка. На африканские пустыри никогда не выбрасывали ни ракет, ни ядерного оружия. Зато СССР приобрел и то, и другое в числе германских трофеев, допиленных при помощи технологического шпионажа.
А еще свалка нужна всему миру именно как свалка. Попробуйте прожить в доме, где нет организованного сбора и вывоза мусора за пределы вашего постоянного обитания. Уверяю вас, вам это не понравится — так вот, с социальным мусором все обстоит точно так же. А, значит, за контроль над свалкой, или над ее частью, в окружающем мире всегда идет борьба. К тому же, переработка мусора тоже может быть выгодным бизнесом. Как следствие, прочные деловые отношения с хозяевами свалки могут быть весьма полезны и желанны. Правда, если эти хозяева поколениями живут на свалке, их отличают специфические манеры и характерный запах. Это затрудняет общение с ними и порождает спрос на людей-посредников, способных более или менее нормально чувствовать себя в обоих мирах, живя по их правилам, и, таким образом, сводить эти миры воедино. Причем, в наличии таких людей прямо заинтересованы и обитатели большого мира, и обитатели свалки.
Так было не всегда. В европейском средневековом городе ночные горшки выплескивали за окно, а социальные нравы были похуже, чем в современном Нижнем Тартаре Тагиле. Но в Европе жизнь общими усилиями европейцев мало-помалу наладилась. Не до идеального, конечно, состояния, однако разрыв с реалиями «Русского мира» стал качественным и концептуальным, о чем мы тоже уже говорили в первой статье. А Россия, в свою очередь, заняла нишу свалки, каксовершенно определенного феномена и специализированной на этом территории.
Уловить момент этого перехода, чтобы вот там — еще не свалка, а, ну, такая, очень специфическая, но все же не выпадающая окончательно из общего ряда страна, а тут — уже определенно свалка, едва ли возможно. Можно разве что обозначить точки, в которых этот поворот постепенно совершался. В их число войдут изгнание поляков из Москвы в 1612 году, как окончательный разрыв с западным путем развития (в России сейчас это празднуют как «День народного единства»), воцарение Николая I и сознательная изоляция России от промышленного развития, путем прямых запретов на строительство мануфактур, как рассадника вредоносных идей (вот откуда растет «особый путь Великой сырьевой державы»), и, наконец, импорт в Россию европейских социальных идей, и их разложение на местной почве, финалом которого стали большевистский переворот 1917 года и следующие 5-10 лет развития. На этом, пожалуй, все. Дальше уже — несомненная, окончательно оформившаяся мировая свалка.
Но если границы мусорного полигона не обозначены жестко, он имеет свойство постепенно разрастаться, занимая все большую площадь. Это происходит исподволь, незаметно: вокруг неогороженной свалки возникает серая зона, которая еще вроде бы и не свалка, но уже изрядно свалкой загажена. С другой стороны, бывают периоды времени, когда появляются застройщики, желающие оттяпать от свалки кусок-другой. В этом случае такая серая зона, очистка которой потребует усилий, является для свалки одной из форм пассивной обороны.
Впрочем, возможно, и жесткое огораживание. В разные эпохи и Россия старалась отгородиться от мира, и мир от России. Чаще, впрочем, происходило первое, а мир от России, существовавшей тогда в форме СССР, всерьез отгородился в последний раз после 2МВ. Что было на тот момент совершенно правильным решением, поскольку свалка стала пугающе разрастаться.
Процесс рекультивации свалки или даже очистки серой зоны очень труден. Он требует затрат и осознанных усилий, включая дератизацию. Этообязательно вызовет возмущение крыс, живущих на очищаемой территории, которые воспримут происходящее как геноцид, если не физический, то, по меньшей мере, культурный и будут жаловаться в ООН, ЕСПЧ, Лигу Сексуальных Реформ, местную Санэпидемстанцию, а также в Коминтерн, в Москву. И, надо сказать, что крысы будут по-своему совершенно правы.
Здесь мы подходим к еще одному деликатному моменту — да, на свалке обитает специфическая фауна. При этом, отдельные представители этой фауны могут быть даже симпатичны: отдельная ручная крыса — милейшее существо ипреданный друг, и даже одиночный таракан наделен несомненным обаянием. Но, если в вашем доме поселятся десятки крыс и тысячи тараканов, а именно это и случится, если вы не станете жестко контролировать их численность, ваша жизнь превратится в кошмар.
Предвидя возмущенные голоса, что, мол, люди, даже если они россияне, ментально и культурно, это все-таки люди, и, к примеру, травить их ядами как травят тараканов и крыс, негуманно и недопустимо, замечу следующее.
— Во-первых, убивать, тем более, крайне болезненными методами, негуманно вообще. В том числе, тараканов и крыс. Но, к сожалению, на это приходится идти, поскольку вопрос, в запущенных случаях, встанет очень жестко: либо на спорной территории выживетевы, либо тараканы и крысы.
— Во-вторых, человек — социальное существо. Это только у Киплинга Маугли, воспитанный волками, был первобытно дик, но умен и благороден. В реальности все обстояло менее романтично — и Киплинг, живший в Индии, был осведомлен о реальных случаях. В реальности Маугли фактически не был бы человеком, несмотря на внешнюю биологическую идентичность с людьми.
— В-третьих, обитатели Постсовка могут, хотя бы в теории, поддаваться перевоспитанию, так что о непременном физическом уничтожении, если только они не встали на путь вооруженной борьбы за свое кацапство, речь вообще не идет. Но процесс их социализации, до хотя бы минимально приемлемого уровня, всегда требует больших усилий, и, во многих случаях, сопряжен с неизбежным насилием. И это, разумеется, будет крайне негуманно, и вызовет их ропот, но тут уж ничего не поделать, см. пункт первый.
[size="6"]Полезная Россия[/size]
Вооружившись удобной для понимания аналогией, обратимся к собственно России, и к анализу разных сторон ее привлекательности. Итак, чем же Россия важна для мира — и, для начала, для Запада?
Исследовав устройство российской власти, и российской экономики, мы обнаружим, что «Кремля», как цельного субъекта, не существует вообще. Существует равнодействующая устремлений множества переплетенных криминальных кланов разного масштаба, отчасти соперничающих, отчасти сотрудничающих, заключающих и расторгающих коалиции и союзы, поглощающих друг друга, или, напротив, входящих в период распада. Этот слой населения и является той «настоящей Россией» о которой писал еще Майков (да-да, вот именно это: «Бездарных несколько семей, толпой стоящие у трона…»). Трон, правда, при этом довольно фиктивен, он продукт сложного соглашения, но так бывает всегда: и короля, и вора в законе неизменно играет его окружение. По отношению к остальному населению России этот слой выполняет функции внутренней оккупационной армии и/или колониальной власти. Хотя, поскольку криминально-клановое устройство характерно для всей России, сверху донизу, граница между «настоящей Россией» и «остальным населением» довольно условна. В этом плане российское общество по-своему даже демократично.
Такое устройство России очень похоже на устройство других постсоветских государств, и является общим с ними советским наследством. Но везде есть свои особенности, и в России, по причине ее больших размеров, бытовой и инфраструктурной неустроенности, ставящих вопрос о выживании крайне остро, и федерального устройства, далеко не чисто формального, клановая атомизация общества достигла самых крайних форм. Это породило очень специфическую мораль, и до предела ослабило любые человеческие связи, кроме тех, что основаны на извлечении непосредственной выгоды, и на прямом насилии.
Вместе с тем, клановое устройство России очень сложно и многоуровнево. Благодаря своей многосвязности такая система чрезвычайно устойчива к любым внешним воздействиям. Можно сказать, что российское общество — идеальная корпорация.
Это делает Россию очень удобным партнером для разного рода ТНК. Как следствие, она в значительной степени уже и находится де-факто под западным корпоративным управлением, и в западной корпоративной собственности. Впрочем, и тут граница сильно размыта: представители западных ТНК могут быть, при необходимости интегрированы, в российский корпоративный криминалитет, и наоборот.
С точки зрения экономики в России есть чем владеть, и за что бороться: она имеет на своей территории уникальный набор сырьевых ресурсов, первостепенно значимых для западной промышленной логистики. Номенклатура вывозимых из РФ полезных ископаемых и производных от них беспрецедентно широка, и будет расширяться в обозримом будущем, в связи с потеплением климата, открывшим возможность освоения Арктики. Запад не может позволить себе упустить из-под контроля сырьевой хаб таких размеров и значимости, и потому максимально терпим к выходкам Путина и его окружения. И даже сегодня, когда конфронтация с кремлевскими кланами, требующими отношения к себе как к равным партнерам и эксклюзивных прав на весь пост-СССР, как зону своих корпоративных интересов, достигла чрезвычайно высокого градуса, «коллективный Запад» готов к самым широким компромиссам. А объективная оценка ситуации приводит к прогнозу таких компромиссов, достигнутых, по большей части на российских условиях.
Здесь важно понимать, что Запад никогда не ставил своей целью построить в России, и в странах, оставляемых в сфере ее исключительных интересов, демократические режимы. Не ставит он такой цели и сейчас. Споры возникают только в связи с границами этой сферы. Цели Запада относительно России лежат в совершенно иной плоскости: обеспечить бесперебойную эксплуатацию российских природных ресурсов на выгодных для себя условиях, сведя к минимуму мешающие этому амбиции Кремля. Эти цели совпадают и будут совпадать с целями любого клана, либо группы кланов, контролирующих Кремль, а все споры на этом поле носят и будут носить характер экономического торга по частным вопросам. И украинская тематика в этом ряду отнюдь не исключение, о чем нам следует постоянно помнить.
Пойдем дальше. В современном мире уже давно идет гибридная война надгосударственных корпораций против государств. Корпорации мало-помалу вытесняют государства, оставляя от них пустую оболочку и обнуляя груз социальных обязательств, которые государства несли в силу исторических причин. Для оплаты этих обязательств, государства, обладая высшей властью в мире, взымали с корпораций налоги, непомерные с корпоративной точки зрения. Сейчас этому мироустройству приходит конец, а, значит, и разговоры о защите демократии становятся пустым звуком. Старые демократические институты на наших глазах обнуляются и выхолащиваются, утрачивая даже роль инструментов для сброса в воздух накопившегося социального давления. Даже в этом, совершенно редуцированном виде их дни уже сочтены, и они очень скоро, через 20-30 лет, будут заменены новыми структурами, к которым понятия о демократии, сложившиеся в XX веке, окажутся неприменимы вообще.
Разумеется, передача реальной власти невозможна без сопротивления старых структур, в нашем случае — государственных и гражданских, хотя их сопротивление, в значительной степени, уже сломлено. Тем не менее, война пока продолжается. И Россия, как «идеальная корпорация», и, в значительной степени, как действующая модель корпоративного общества будущего, хотя и несколько гротескная, с поправкой на то, что она изготовлена на мировой свалке из социальных и технологических отбросов, является неплохим вариантом для тыловой базы нескольких крупных ТНК в этой войне. Этот факт может не осознаваться консервативными российскими функционерами, включая и Путина, который, как известно, принципиально не пользуется интернетом, черпая сведения о современном мире из папки «Входящие», но он от этого не перестает быть фактом.
Таким образом, феномен кремлевской агентуры оказывается сложнее, чем стройные ряды Петровых&Бошировых, заносящих взятки некоторому числу европейских чиновников, и исполняющих другие попутные поручения. Точнее, и Петровы-Бошировы, и их жертвы, и подкупленные чиновники, и постсоветский социальный шлак, разнесенный по всему миру — все это, несомненно, имеет место быть. И версии России (впрочем, всего пост-СССР), как социальной компостной ямы, где этот шлак самовоспроизводится, и Кремля, как места, откуда перечисленные выше полезнейшие люди получают указания, тоже имеют право на жизнь. Но кто кем рулит в этом клубке? В частности, кто рулит самим Кремлем? Можно ли назвать пятую колонну Кремля именно «кремлевской»?
Забегая немного вперед, скажу, что однозначных ответов на эти вопросы не существует. Все достаточно сложно,и неоднозначно, и должно анализироваться уже по месту. Чем мы, опираясь на выводы, сделанные в этой статье, вскоре и займемся.
