Как только на России оформилась собственная версия национал-социализма, на ее границах стали складываться два союза: промосковский и антирашистский. О последнем и пойдет разговор.
Мы живем в эпоху, богатую историческими параллелями, образующими странные смешения. Так, Россия, быстро двигаясь к краху образца 1917 года, мечтает о реванше за распад СССР в 1991, и строит планы, скопированные у Третьего Рейха 1933-38 годов. Впрочем, планы Гитлера о продлении Рейха на восток, до линии Архангельск-Астрахань, сосуществовали во времени с еще более глобальными планами Ленина-Сталина по разложению Европы, США и Китая, с последующим объединением этих территорий под властью Москвы.
Современной кремлевской власти в равной мере близки и Сталин, которого она открыто превозносит, и нелюбимый ей Ленин, хотя дело тут, пожалуй, только в недопонимании, и Гитлер, которого она любит, но стесняется этой любви, и скрывает ее, и два вторых российских императора, Александр и Николай, кончившие довольно скверно. Общий же результат воздействия на умы этой ядреной смеси агрессии и ностальгии делает нашего соседа похожим на полусгнившего зомби: тупого и полуразложившегося, но все еще хищного и опасного.
Известно также, что цепочки событий, в виде дня/ года/ эпохи сурка повторяются в тех случаях, если проблемы, их породившие, не удалось разрешить в ходе предыдущих попыток. Это работает как для отдельных людей, так и для целых стран, и даже всего человечества, а повторение множества событий из разных эпох, говорит об очень большом числе неусвоенных уроков. В этом смысле наше время можно назвать временем сурка — или второгодников, причем, в числе неуспевающих и тормозящих оказалась не одна только Россия.
Великобритания vs Россия: почему «англичанка» русским вечно «гадит»
Обрисовав общий фон эпохи, в которой нам выпало жить, вернемся к формирующейся Антирашистской коалиции. Ее организующим идейным началом все явственнее выступает Великобритания — и это началось не сейчас, а еще в 2014 году, когда, H.R.H. Prince Charles заметил вслух, что Путин, временами слегка гитлероват, причем, гитлерит все больше и больше. Но и Антигитлеровская коалиция исторически тоже сформировалась вокруг Великобритании — единственной страны, провоевавшей против Гитлера всю Вторую мировую войну, с 1939 по 1945 год.
Чтобы понять причины столь последовательной британской нелюбви к нацизму и к рашизму, нам потребуется небольшое отступление.
На протяжении последних полутора веков (не будем забираться дальше, хотя и там было много интересного) Лондон остается одним из популярных мест для комфортной имиграции. В том числе, и из России, хотя не только оттуда. Причем, в отличие от других мест, привлекательных для иммигрантов, у Лондона, и у всей Великобритании, есть несколько особенностей.
Во-первых, это все-таки Европа. Эмиграция в Новый Свет долгое время означала, да и сейчас в большой степени означает жизнь с чистого листа, в совсем иной культурной среде, а это не всем подходило и подходит. Во-вторых, Лондон был и остается центром интеллектуальной жизни, возможно, не самым ярким, но, в-третьих, максимально свободным от политических ограничений. В-четвертых, он — один из мировых центров деловой активности. Тоже не единственный, но из самых значимых, и, притом, совмещенный с первыми тремя пунктами. В сумме же, и Лондон, и Великобритания стали местом, где либеральная модель, основанная на минимизации вмешательства государства в жизнь гражданина, если тот не вмешивается в жизнь других граждан, могла быть реализована с наибольшей последовательностью.
Но такой оазис либерализма мог сложиться только на фундаменте вполне определенных ценностей и приоритетов. А именно, на основе принципа святости и неприкосновенности любой законно приобретенной частной собственности, и равенства всех владельцев такой собственности перед законом.
Полтора века назад этот принцип уже главенствовал в Европе, но в других ее частях он был изрядно разбавлен рудиментами европейского феодализма, основанного на делегировании прав собственности от сеньора к вассалу по сложной системе нисходящих связей. Тем не менее, принцип равенства собственников все-таки главенствовал, вынуждая феодальные институции либо ограничивать себя законами, стоящими над ними, смиряясь с собственной второстепенной ролью, либо выступать под лозунгами защиты прав наемных работников с помощью разрушения той единственной социальной среды, в которой они могли обладать личными свободами и правами.
В это же время Россия была, и остается до сих пор, единственной формально-европейской страной, чье устройство основано на противоположных принципах, и прямом отрицании либеральных ценностей. В России и сегодня господствует феодальное социальное устройство, притом, в самой крайней, неоордынской форме. В этом и заключено принципиальное отличие России от европейских стран, исключающее ее европеизацию и демократизацию без полного разрушения российского социума.
Это отличие порождает приципиальный ценностный конфликт между Лондоном и Петербургом/Москвой, который, конечно, допускает компромиссы в связи с тактическим совпадением интересов, но исключает долговременные союзы. Консенсусный характер общества обеспечивает британской политике высокую мобильность, по принципу «нет друзей, но есть интересы», а долговременное совпадение интересов государств невозможно без общей ценностной основы, будь-то либерально-капиталистическое устройство либо династические связи.
Британия и континентальная Европа
Чтобы оценить глубину британско-российского антагонизма мы предпримем также небольшой экскурс в историю британско-континентальных отношений. Это необходимо еще и потому, что советская историография, стереотипы которой оказались по большей части перенесенными и в постсоветские трактовки, неизменно сводила этот антагонизм к «борьбе империй».
Отчасти такой подход можно было бы и принять, но лишь сделав акцент на том, что понятие «империи» обе стороны трактовали по-разному. Для государства, построенного на либеральных принципах, «империя» была пространством единообразного применения законов, принятых на основе парламентского консенсуса юридически равноправных граждан. А для держав, в той или иной степени феодальных, либо криптофеодальных («социалистических»), будь то Российская Империя, Второй Рейх и в заметной степени Австро-Венгрия, или СССР и национал-социалистический Третий Рейх, на этом пространстве господствовала сакральная воля вождя, независимо от того, как он назывался: императором, фюрером или генеральным секретарем, под которую гибко подстраивались как законы, так и практика их истолкования и применения.
Как следствие, отношения Великобритании с континентальными державами всегда содержали в себе ощутимую долю противостояния феодальному, либо «социалистическому», по сути же, криптофеодальному оппортунизму. Кроме того, в число постоянных тактических задач Великобритании входило недопущение прочного союза крупных феодальных/социалистических держав, будь то Второй Рейх и Российская Империя или СССР и Третий Рейх. К счастью, само устройство таких держав, концептуально не приемлющее двух равноправных центров силы и принятия решений, и устойчивого компромисса между ними, неизменно способствовало разрушению таких союзов. В частности, именно по этой причине в обеих мировых войнах Германия и Россия воевали друг против друга.
Два Интербеллума в шаге от финала: Европа перед Второй мировой войной и в наши дни
О том, что ситуация в Европе все больше напоминает 1938-39 годы, когда набравший силу Третий Рейх приступил к перекройке ее политической карты, говорили и писали многие. Но до подробного рассмотрения этих аналогий дело обычно не доходило, поскольку на свет вылезало слишком много неприятных деталей. Между тем, их подробный разбор необходим: тот, кто не понял прошлого, и не извлек из него уроки будет проживать его снова и снова.
Итак, обратимся к 1938 году. Войны еще нет, но антилиберальный социалистический криптофеодализм, опираясь на охлос, победно марширует по миру. Детали варьируются, но незначительно. Разница между советским интернационал-социализмом, германским национал-социализмом и итальянским национал-корпоративизмом носит скорее технический характер, диктуемый местными условиями. Разумеется, на эти различия немедленно накладывается толстый слой демагогии, выдаваемой за теоретическое обоснование «единственно верного пути», но так всегда бывает. Подлинные же причины отличий мелки и банальны, так что в дальнейшем леваки-интернационалисты, крышуемые в 1938 году Коминтерном, немецкие нацисты и итальянские фашисты, а также их аналоги в других европейских странах, в огромном числе случаев легко перетекали из одного лагеря в другой, сообразно меняющейся конъюнктуре.
Главный же ужас ситуации состоял не в том, что в трех крупных и высокоресурсных европейских странах победил криптофеодализм, хотя и это было очень неприятно, а в том, что пример этих стран стал заразителен. Режимы, с большей или меньшей криптофеодальной составляющей, стремящейся занять в социуме главенствующее место, и диктовать правила игры, тесня и уничтожая либеральные ценности, возникали по всей Европе. Исключений было немного, и они тоже не радовали. На архаичном юго-западе Европы Испании, ценой огромных потерь, удалось отбиться от «социализма» импортируемого из СССР, а Португалия замкнулась в себе и своих колониях. Но в обоих случаях речь шла лишь о победе классического феодализма над модернистским «социалистическим», при исчезающей слабой либеральной составляющей.
Францию лихорадило, так что в итоге, в 1940, она не просто капитулировала, но и охотно коллаборировала с победителями, приняв раздел страны, и новые правила игры. Горстка несогласных воспринималась в то время французским обществом как изменники и отщепенцы, а де Голль на старте карьеры лидера «Свободной Франции», был, откровенно говоря, скорее карьеристом, лишенным при Петэне перспектив по причине их взаимной неприязни, чем идейным борцом с оккупантами. В проглоченной Гитлером Австрии режим перед ее падением был лишь немного демократичнее, чем в Германии. Венгрия, Румыния, Болгария довольно легко национал-социализировались (Румыния давненько была фашистской, а ее лидер Корнелиу Желя Кодряну — ролевой моделью для итальянских и немецких штурмовиков), Польша, Финляндия и страны Балтии дрейфовали следом, а демократическая Чехословакия проявила неспособность к сопротивлению. Этот нюанс следует принимать во внимание, осмысливая Мюнхенский пакт и действия Чемберлена. Его стремление привезти мир, пусть и ценой позора, во многом диктовалось неготовностью Великобритании к сухопутной войне в Европе, и очевидной уже тогда ненадежностью Франции, как союзника.
Греция, Югославия, Дания и Норвегия также оказались в дальнейшем неспособны к долговременному сопротивлению. Позиция США оставалась неопределенной до конца 1941 года: у Америки был свой блок проблем в Китае и на Тихом океане, более важный, чем вмешательство в европейские процессы. Конечно, Великобритания располагала ресурсами всей Британской империи, но они были слабо мобилизуемы по причине разбросанности по миру. На это накладывалась и психологическая травма от огромных потерь в ходе Первой мировой войны.
Можно ли в таких обстоятельствах осуждать британское правительство за то, что оно спасовало, взяв паузу до 1 сентября 1939 года, и сдав страну, не готовую сражаться за себя? Чехи имели сильную армию, и треть военной промышленности Европы, они могли бы рискнуть дать Германии отпор и в одиночку, но предпочли смириться с оккупацией: сначала немецкой, а потом советской. Никто не вправе осуждать этот выбор, равно как и выбор других европейских народов. Но он был именно таким.
Кроме того, и во внутренней политике Великобритания, как тогда, так и сейчас, существовала антилиберальная составляющая криптофеодальных леваков, часть которых в то время симпатизировала Сталину, часть Гитлеру, а кто-то и Муссолини. В этом нет ничего удивительного: политический плюрализм предполагает постоянную конкуренцию идей. В дальнейшем, леваки, хотя и относительно умеренные, не раз прорывались в Британии к власти — но либеральная основа британского общества оказывалась прочнее, и, в итоге, неизменно брала верх.
Что до Второй мировой войны, то она, как мы знаем, окончилось хорошо, хотя и ценой огромных жертв. Когда два братских режима, московский и берлинский, по причинам, о которых шла речь выше, закономерно вцепились друг другу в глотку — и тут не имеет ни значения, напал ли Гитлер первым, либо упреждал удар Сталина, Великобритания решила оказать помощь России. Это было верное, хотя и вынужденное решение. Не столкнись Третий Рейх и СССР друг с другом, или удайся Германии ее блицкриг — и оккупация, неизвестно еще, чем бы все окончилось. Уровень технологий в Германии был высочайшим, и получи немцы в свое распоряжение советские/российские ресурсы, победа либерального Запада над откатом в феодализм стала бы крайне неочевидной. В этих условиях помощь СССР, технически отсталому, но способному поставить под ружье миллионы солдат и погнать их на убой, для перемалывания немецких ресурсов, была меньшим злом. К ней и прибегли настоящие союзники по Антигитлеровской коалиции: Великобритания вместе с доминионами и США, примкнувшие к ней после долгих колебаний, и только после того, как Токио и Берлин подтолкнули их к этому. Фактически только Великобритания и США и были Антигитлеровской коалицией, а ее остальные де-юре члены оказались либо марионетками, загнанными в коридор вынужденных действий, как СССР и Китай, либо конъюнктурными пассажирами.
Но, разгромив национал-социалистический Третий Рейх и его союзников, Антигитлеровская коалиция не смогла закрыть вопрос с интернационал-социалистическим лагерем, который, к тому же разросся на пол-Европы, как уродливая опухоль, а затем запустил метастазы по всему миру. Правда, в дальнейшем, этот лагерь, не без помощи США и Великобритании, но, по большей части из-за внутренней деградации, все-таки потерпел крах, как экономический, так и идейный.
Территориально и ресурсно он усох до деградирующей России и относительно небольшого числа ее сателлитов, также находящихся в стадии деградации. Идейно же интернационал-социализм, с замахом на Мировую Революцию, эволюционировал до посконно-паскудного русского варианта национал-социализма, замешанного на «славянском православном братстве», и прочей феодальной архаике, родом, по большей части, еще из Российской империи. Это уже не огромный и страшный «русский медведь», но все еще довольно крупная русская крыса. Но и крыса, загнанная в угол, притом, не «агрессивным Западом», а ее архаичностью, делающей ее неприспособленной к некриминальной жизни в современном мире, тоже опасна. К тому же, у крысы есть ядерное оружие, которым она, мельчая от медведя до нынешнего состояния, шантажировала весь мир. К этому все привыкли, но сейчас ситуация подошла к черте, когда крыса, от безысходности, и в самом деле может сыграть ва-банк, развязав ядерную войну. По ее, крысиным, расчетам — региональную, но достаточную, чтобы закошмарить весь мир, вынудив его смириться с существованием наглого, пакостного и криминального кремлевского режима.
Эту проблему надо решать, и, притом, срочно, поскольку откладывать решение уже невозможно. Но кто займется этим в первую очередь? Очевидно, те, кому больше всех надо. А больше всех надо тем, кому существование русской крысы, которая, просто в силу ее места на социальной эволюционной лестницы, неспособности жить в современном человеческом сообществе по его правилам, угрожает в наибольшей степени.
Но, если Украине нужно закрыть российский вопрос по очевидной причине: Москва хочет нас сожрать, и сожрет, если не напорется на отпор, то британская мотивация несколько сложнее. Существование нынешнего российского режима и его действия разрушают принципы того мира, который Великобритания веками выстраивала внутри, и вокруг себя, его основе основ — принцип святости и неприкосновенности частной собственности, полученной законным путем.
На этом принципе построены все современные западные общества, но именно британское в наименьшей степени разбавлено левацкими крипотофеодальными добавками. Аннексия, оставшаяся безнаказанной, расшатывает в ноль принцип неприкосновенности частной собственности, который Великобритания, защищая свои экономические интересы, и свое положение в балансе глобальных сил и влияний, должна проецировать на весь мир (желающие могут погуглить «Лондонский арбитражный суд»). Вброс же на рынок собственности, полученной незаконным путем, делигитимизирует и разлагает весь институт частной собственности в целом.
Ровно такой же хаос исходил и от Третьего Рейха, и от Советской России/СССР. Но, как уже было сказано, Великобритании пришлось тогда пойти на компромисс, взяв Москву в ситуативные союзники.
Конечно, классический феодализм, в силу своей архаичности, сегодня встречается только в безнадежно отсталых в социальном плане странах, включая Россию. Но левый криптофеодализм, взаимодействующий с набирающим силу корпоративизмом, сегодня занимает в большинстве стран Запада куда более сильные позиции, чем в Великобритании. Это, в значительной степени, и объясняет оппортунистическую позицию Германии и Франции.
Так что, совершив Брекзит в 2017-20 годах, и избавившись от необходимости считаться с коллективно-оппортунистической позицией Брюсселя, Великобритания просто развязала себе руки перед грядущей дракой. А, как мы помним, Его Королевское Высочество принц Чарльз высказался о гитлероватом Путине еще в 2014 году. Так что все развивается вполне логично, хотя и неспешно.
Мы определенно можем рассчитывать на всестороннюю помощь Великобритании, а в самой пиковой ситуации — даже на прямую военную поддержку с ее стороны. Есть лишь одно условие для получения этой помощи: мы не должны быть Чехословакией образца 1938 года. Польшей 1939 года — да, можем. Чехословакией — категорически нет.
