Основная проблема у тех, кто выехал, это фантомные боли, фантомная память о городах, которые мы покинули. Мы помним их 2013-м-2014-м годами, со шрамами от войны, но еще не утерявшими шарм былого величия.
Тем, чьи города и дома были разрушены сразу, им легче. Их боль осела пылью сразу. Им нечего выискивать в родных улочках. Нет этих улочек. Нам, тем, чьи города медленно, мучительно умирают в оккупации, нам сложнее.
Мы сравниваем. Мы видим сегодняшние закрытые магазины и опустевшие рынки. Кучи мусора. Закрытые предприятия. Темные окна. Пустые улицы. Спившихся горожан. Криминал. Обреченность. А в голове, в памяти еще тот город, теплый, пыльный и шумный.
В этих городах грань «до» войны ощутима. Ощутима настолько, что иногда, кажется, сделай шаг - и вот пройдя некую мистическую временную преграду, ты ступишь на тротуар в Свердловске 2013–го, когда все еще живы, в городе шумно, на рынке не протолкнутся. Когда твои планы о море или на шашлычки на ставок. В Провалье, в степи или на Березовку. Когда все работают. Есть уверенность в завтра.
Как можно было эту стабильность разменять на иллюзорное русское пабагатому? На «русский мир». Особенно тем, кто, живя на границе с РФ, мог воочию видеть резкую грань между нами и ними, между Украиной и Российской Федерацией.
Как низко нужно было пасть, чтобы мечтать о том, что путин заплатит за предательство? Как можно было верить в тупые, неуклюжие, жалкие пропагандистские месседжи, которые шли в разрез не только с логикой, но и здравым смыслом. Как… Этих «как» сотни, тысячи, миллионы.
Эта удушающая волна ненависти. Это ты тоже помнишь. Как она накрывала город. Как туман. Ядовитый, едкий туман. Фильмы-зомби-апокалипсис? Да, что-то в этом есть. Невидимая и неведомая сила в секунды меняла знакомых, близких, знакомых и не знакомых. Люди, одурманенные триколорадками гонялись за невидимыми фашистами.
Теперь…Теперь они говорят «мы не этого хотели-нас обманули». Но ждали, ждали они «бандер» и хотели покорить Киев. Они, люди, вчерашние знакомые и родные тиражировали тонны русской пропаганды, заполняли ею все извилины, лишая себя мира, счастья, работы. Жажда крови. А вот паники не было. Осознание силы было. Паники не было. Они радовались «как в Крыму», «Донбасс-Россия», «погоним бандер», «котлы»… Не было и нет паники даже сейчас, когда их мир валится на них, как истлевшие шторы, больше похожие на паутину, старого заброшенного замка.
Война заходила с Востока, первыми ее увидели Свердловск, Ровеньки, Краснодон, украинское приграничье. Русские быстро вошли сюда, не получив отпора местного населения, а получив приветствие и радушие. Поэтому эти города сильно не пострадали в 2014-м. Обстрелы были на границе. Села, поселки, это, да, многие из них растаяли в сгоревших степях. Помните Зеленополье? Обстрел «ГРАДами» со стороны российского Гуково украинских Зеленополья, Червонопартизанска, Панченково, Свердловска? Я там жила. Изваринский котел. Это горела моя земля. Но, Свердловск особо не пострадал. Война быстро откатилась от него и осела на линии разграничения.
Война заполонила Донбасс, ее стало так много, что не получив желаемого - всю Украину - ей ничего не оставалось делать, как поедать то, что ей досталось.
За пять лет войны Донбасс потерял больше, чем в 2014-м от обстрелов. За пять лет войны «крепкими хозяйственниками народной власти республик» под кураторством россиян разрушено и уничтожено больше, чем при прямых столкновениях.
Города ОРДЛО умирают. Эта волна катится от Горловки к Макеевке, от Стаханова к Торезу, от Первомайска к Луганску, от Луганска к Свердловску.
Закрываются шахты. Тем, что еще работают, осталось год-два. Об этом говорят уже сами работники еще вчерашних флагманов угольной отрасли Украины «Ровеньки и Свердловантрацит». Миллион тонн в год дает одно объединение, тогда как в 2013-м это добыч всего одной шахты.
Мне больно писать о смерти своего края. Хотя… Я понимаю, что именно на пепелище лучше всего растут цветы. И только разрушив, можно построить что-то новое. Тем более, что ненависть и тлен уже так впитались во все, находящееся здесь, что трудно будет отделить зерна от плевел. Восстановление шахт? Об этом могут размышлять или недальновидные политики, или популисты, или просто те, кто хочет урвать свой куш на «восстановлении». Шахта глубиной 1200 метров, затопленная и вырезанная на металл, не подлежит восстановлению. Это, если в хорошем случае, в ней не затоплены химические или радиоактивные отходы. Да и зачем? Дотационные шахты, тянущие из бюджета вряд ли будут способствовать развитию Украины. Быть патриотом очень сложно. Говоря такие слова, я рискую получить тонны обвинений в предательстве интересов «малой родины», Донбасса. Там еще не научились, там еще так и не осознали, что нет никаких малых родин, есть одна страна, и ты или предаешь ее интересы или действуешь в интересах всей страны. Это сложно!
Все это нереально сложно и нереально больно. Вот эти расследования, статьи, вот это постоянное теребение «народа Донбасса», попытки его отрезвить. Так приводят в сознание упавшего в обморок или впавшего в панику. Пощечины. Информационные пощечины.
Многие осознали. Многие разочаровались и передумали. Многие затаили обиду «раньше не разъяснили, почему не освободили». Многие просто сломлены и плывут по течению «от нас ничего не зависит». Многие просто приспособились и даже получают удовольствие от жизни там. Многие тешат себя надеждой, что вот-вот «на Берлин», «на Киев», и Украина замерзнет.
У каждого на этой войне своя война. И свои у каждого свои. И ощущения войны. И ожидания мира. И если все мы, те, кто видели войну и прожили ее, расскажем о ней, это будет миллион разных войн. И если мы расскажем каждый о своем городе, это будет миллион разных городов. Ну, вот так устроен человек. Или мир. Не знаю.
Для кого-то жизнь в ОРДЛО, каждый день маленькая смерть. Для кого-то рай на земле, защищающий его от еще худшей жизни в Украине.
Мы никогда не станем другими. Этот выбор, эти ощущения своих теперь с нами навсегда.
Каждый из нас сделал свой шаг в ту сторону, где видел свой свет. Но, как же больно видеть гибель своих городов…
