От Азова до Вашингтона. Как Кремль торгует русофобией

 
 


Джес Хоган
 4 грудня 2018, 15:09   11370  

20181130_dickinson_large.jpg (7.72 Kb)Если коллективный Запад в чем-то и виноват в своем поведении с путинской Россией, то это в желании выдавать желаемое за действительное

У Владимира Путина есть простое объяснение той волны международного осуждения, поглотившей Москву в результате черноморской атаки России 25 ноября на украинский флот. Лидер Кремля уверен: это все действия Украины. «Киев активно подогревает антироссийские настроения, – жаловался он. – Это все, что им остается – и это работает».

Это далеко не первый раз, когда официальная Москва пыталась обосновать серьезные обвинения в свой адрес, по удобству приписывая их туманным убеждениям об антироссийской предвзятости. На самом деле, устаревшая в XIX веке концепция русофобии переживает большой ренессанс со времен 2014-го, превращаясь в главное оправдание Кремля, с каким бы новым раундом обвинений он не сталкивался. Будь это вторжение в Украину, попытка переворота на Балканах и применение химического оружия в английской провинции, или вмешательство в выборы в Европе и США, для себя Кремль четко решил, что лучшая форма защиты – полностью игнорировать обвинения и осуждать международное сообщество за преданность антироссийской истерии.

Мотивацию Москвы нетрудно понять. Привычка маркировать любую критику как русофобию в последние годы стала неотъемлемой для Кремля, поскольку идет вместе со все более неправдоподобным отрицанием, что и лежит в сердце гибридной войны России против Запада. Русофобия – единственный способ понять мир, в котором Россия продолжает оспаривать свою невиновность, фактически ежедневно встречаюсь с обвинениями в новых преступлениях. Если Москва действительно не виновата в мириадах погрешностей, которые ей приписывают, тогда иррациональная фобия действительно является единственным рациональным объяснением этих столь различных и, на первый взгляд, не связанных претензий.

И это вполне идеально объясняет энтузиазм Кремля разыгрывать карту русофобии. Тем не менее, это оставляет ключевой вопрос без ответа. С чего бы внешний мир так внезапно стал антироссийским? Москва хотела бы нас убедить, что инциденты русофобии стремительно участились с 2014 года, но тем не менее это не сопровождалось попытками объяснить, что могло бы стоять за таким необычным явлением. Кажется, официальный Кремль трактует враждебность Запада как нечто заранее продуманное и очевидное, поэтому выставляя поиск дальнейших объяснений как-то излишне. Такое мышление выдает московский инстинкт к гонкам в международных отношениях, одновременно намекая на навязчивый курс России на соперничество, продолжает диктовать политику нации, которая до сих пор варится в поражении холодной войны. На самом деле российская одержимость Западом никак не взаимна, и долгое время не существовала.

Несмотря на то, что Кремль утверждает обратное, к 2014 году русофобия была последней идеей, которая могла прийти кому-то в голову. Большинство международных обозревателей после 1991 года потеряли интерес к Москве и оставались слабо осведомлены о затяжном недовольстве Россиии распадом СССР. В то время как Путин начинал двигаться в сторону откровенного реваншизма, кремленологи стали музейными экспонатами и новое поколение росло, считая Россию хоть и беспокойной, но относительно безобидной страной, которая стремится модернизироваться и снова приобщиться к сообществу наций. В результате многие до сих пор не могут понять, на что Кремль мог надеяться после подрыва того, что наступило после урегулирования Холодной войны?

Слишком распространенная нехватка понимания того ощущения исторической несправедливости, управляющаяа современной Россией, привела также и к неприятию Путина как бренда безудержной ностальгии по империи. Никто не подумал, что это серьезно. Возвращение советского национального гимна в начале его правления вряд ли заслужило память, не зазвенели тревожные звоночки и после реабилитации Сталина. Западная наивность никогда раньше не была такой очевидной, как в своей неприличной поспешности пропустить российские нападения на Эстонию и Грузию в 2000-х годах.

Даже после вторжения в Украину в 2014 году, многие все еще неохотно видели в России враждебную силу и ответили на обновленную угрозу от Москвы значительной сдержанностью и глубоким беспокойством. Различные контрмеры, которые Кремль сегодня провозглашает русофобией, на самом деле являются теми самоубийственными ранами, которве Россия сама себе нанесла своим агрессивным поведением, которое стало невозможно игнорировать. Если коллективный Запад в чем-то и виноват в своем поведении с путинской Россией, то не в русофобии, а в желании выдавать желаемое за действительное.

В то время как Запад в целом безразлично относился к постсоветской России, Украина стала его ближайшим очевидным союзником. Поскольку конфликт на востоке Украины приближается к своему пятилетию, а проблеска и не видно, можно обманчиво предположить, что на самом деле две страны всегда были заклятыми врагами. Тем не менее, не было никакой неизбежности в обострении двусторонних отношений, приведших Россию и Украину к их нынешнему состоянию. Наоборот, они возникли из советских обломков, так и остались глубоко переплетенными настолько, что второй президент независимой Украины в конце концов чувствовал необходимым опубликовать книгу под названием «Украина – не Россия». Москва решила упустить этот намек. Зато Кремль не покладая рук старался, чтобы убедить себя в том, что Украина остается имперской собственностью во всем, кроме своего имени. Это прямо привело к Оранжевой революции 2004-го и революции Евромайдана 2014 года, обе из которых были сфокусированы на желании бежать с российской орбиты и подтолкнуть Украину навстречу более приемлемой европейской модели демократического правления. Вместо того, чтобы отступить или попробовать осуществить пропагандистское нападение, Путин прислал войска.

Лидерам Кремля нравится сводить дальнейший крах российского влияния на Украину к русофобии, хотя такая концепция и пренебрегает тем фактом, что большинство украинцев росли, считая россиян скорее братьями, чем соседями, и были глубоко поражены, когда в 2014 году Москва на них напала. Даже сейчас, имея оккупированный Крым и российские танки в Донецке и Луганске, многие миллионы украинцев продолжают придерживаться позитивных взглядов в отношении России, направляя свой гнев исключительно на Кремль. Эта злость – горький плод путинской войны, и никак не бред от иррациональных русофобов.

Украина – одна из немногих стран, которая способна прийти к таким негативным выводам. Вражеские гибридные настроения создали России репутацию одной из самых больших угроз для глобальной безопасности, а заявления о русофобии в совокупности лишь затрудняют содержательный диалог и углубляют недоверие, что отравляет международную атмосферу. В идеальном мире Кремль бы признал свою роль в нынешнем спуске на путь новой Холодной войны и стремился бы к фундаментальной перезагрузке в отношениях. Несмотря на свое хронически недостойное поведение, полная раскаяния Россия поняла бы, что двери к примирению еще широко открыты.

Как показала впечатляющая международная реакция на недавнюю атаку России на Черное море, Запад до сих пор все еще не достаточно жаждет конфронтации. Тем не менее, повторные действия кремлевской агрессии заставят международное сообщество принять дальнейшие меры – даже несмотря на распространенную склонность вернуться к практике «бизнес как обычно». Если российские лидеры настаивают на определении этого как русофобии, пусть так и будет – и они также должны признать, что нынешние настроения достигли эпидемических масштабов по всему миру. Русофобия стала ведущим товаром экспорта России, и будет оставаться им до тех пор, пока будет продолжаться гибридная путинская война.

 
 


ТОП-НОВИНИ ЗА ДОБУ


ПОГОДА


ЗДОРОВ'Я